Рассказать бы тебе, красавец, о всем прошедшем, сам же спрашивал, значит, без толку мне молчать. Рассказать без рифм - прости, о таком не петь же. О себе рассказывать - словно кормить скворчат, желторотых, жадных, клювом пустым пищащих, червяками вкладывать душу в широкий рот... Я умею спеть, как звери идут из чащи, как шальные огни (не ходи к ним!) летят с болот, я умею петь про лязг обнаженных лезвий, как шершавы руки друга (снимают боль), как стояли мы - жизнь назад - и на стены лезли не враги заклятые, монстры, не сам король... это были дети, вчерашние ребятишки, их глаза - глаза ромашек, их легок вздох. Мы рубили их - докрасна...
Успокойся. Тише.

Мы рубили, и потеплела земля у ног. Я умею врать - и правду сказать умею, чтоб и плакал в голос, и хохотал навзрыд. Стоит лютню в руки - расшатываюсь, сатанею, и своими сказками сам дочерна изрыт. Рассказать бы сказку тебе о пропащем дурне, но звучат шаги строги, а узлы туги.
Ты же должен быть самым добрым, красивым, умным - на своих ошибках учатся дураки.

...А пока я пою - не мешай, если любо - слушай, может, вспомнишь сам себя, что закрыт внутри... Проникай во все, становись сам - жарой ли, стужей, хмурым взглядом меня буравь, тяжелей смотри, словно белый каменный лев, близ дорог лежащий (в его старую серую морду впитался дым). И согрей себе молока - потеплей, послаще. Черной полночью пить нельзя ледяной воды.

Больше сахара в кофе брось, в серый цвет - полотна, отступай всякий раз, если видишь, что мост разъят. Не носи стальных колец, не смотри сквозь ночные окна и не жди -
Иначе станешь таким, как я.

(с) ...Хрусталь...