В нас что-то прячется, рыщет, пока мы живы, голодным хитрым вороном на суку. Кружит, а глаза черны - не найдет поживы, пером обводит линию волчьих скул.

В кусочках сладких, забытых на белом блюдце, в его голубой каемке, лежит в тени. Как тонкие нити памяти: дернешь - рвутся, оставить нельзя, так медленней их тяни. В холодном соке, в чистом пустом стакане (наполовину полном - проверь же сам) во взгляде грустном загнанной дикой лани, в руке шершавой - гладит по волосам, в монетах старых, лестницах длинных, шатких, где шаг неверный сбросит тебя в полет. В неровных прядях - выбились из-под шапки, в дожде сквозь солнце - сразу под кожу льет.

В моих звенящих брошках, сережках, бусах, чудных кулонах - бурый акулий клык... в моих потертых джинсах и в прядях русых, и в том, как в холоде рек я пытаюсь плыть - во всем запрятано глубже златого клада шальное, древнее, нам его не поймать. В моих изломах строчек, слепых балладах, и в вечном выборе - посох или тюрьма.

В твоих карманах, пахнущих мятной жвачкой (искристой, чуть пощипывающей язык), в твоих зрачках, острее пиратской мачты, в осанке сбитых птиц и хромых борзых, в плечах сведенных - и рудиментах крыльев, в обводке темной выцветшего кольца...

Мы были живы. Мы были мы. Мы были.
И если нужно - будем и до конца.

(с) ...Хрусталь...